Клуб любителей фантастики КЛФ Контакт Новокузнецк

Рассказ № 14

ПОСВЯЩЕНИЕ

Сначала он писал рассказ, потом рассказ стал повестью, а повесть переросла в роман. Причина была в главной героине, Кате Осиповой, восьмилетней большеглазой девочке с длинными ресницами и волосами цвета несбывшихся надежд. Он сам её придумал, но придумал так хорошо, что писать о Кате коротко стало невозможно. Он даже набросал карандашом её портрет. Не удовольствовавшись результатом, стал рисовать заново, по-настоящему, и не успокоился, пока Катя не стала как живая.
Последнее было совершенно излишне, поскольку Кате предстояло умереть.
Добрая, веселая история о милой, в меру послушной, общительной девочке – но с плохим концом. Катя смело шла по жизни и рождающимся одна за другой страницам, имела кучу друзей-подружек, была любимицей школьных учителей и гордостью родителей – матери, воспитательницы детского сада, и отца, отделочника-универсала, зарабатывавшего неплохие деньги и бывшего страстным охотником. А в финале она замерзала в зимней тайге, одна, раздетая и обмороженная, так и не найденная поисковыми группами.
«Оттого и вышел роман, – думал Сергей, – что мне слишком нравится описывать её жизнь и очень не хочется писать концовку. Любой эпизод обрастает бесчисленными подробностями. Они не лишние, и делают книгу даже интереснее, но… Но я всё больше привязываюсь к ней. Ещё немного, и я совсем не отпущу её с отцом на охоту. Тогда о чём будет история? Нужно было продолжать писать детективы».
Как он попал в такую ситуацию, Сергей не понимал и сам. Впрочем, он и писателем стал точно так же – не успев оглянуться и понять. Просто, читая очередной томик какой-то криминальной серии, он вдруг страстно захотел сам написать что-нибудь. Может, дело было в коротких, рубленых фразах автора, бивших по его читательскому восприятию как берёзовые поленья, и в полной предсказуемости сюжета; может – в природной импульсивности вкупе с уязвлённым самолюбием. Да ведь школьник лучше напишет! И я смогу! Он сел за компьютер, открыл Word и начал писать, толком не продумав сюжета. Позже всё пришлось переделать, ещё раз переделать и бросить по причине полной безнадёжности. Сергей начал снова, стал выкладывать главы в Интернет. Подправить стиль и грамматику помогли юзеры «Самиздата», завалившие его раздел едкими комментариями. Он опять бросил и начал снова. На сей раз получилось, и Сергей с замиранием сердца отправил готовую рукопись по электронной почте. Хочу быть писателем!.. Пока работал над книгой, он как-то не думал об этом. Теперь желал издания так, словно от положительного решения редактора зависела его жизнь. Молился Богу, в которого толком никогда не верил. Хочу!.. И рукопись взяли. С первого же раза. В первом же издательстве.
Позже взяли и вторую, и третью книги. Бестселлерами они не стали, но и средние тиражи обеспечили Сергею приличную читательскую аудиторию и широкую известность в не столь уж узких кругах. Денег платили достаточно для того, чтобы бросить основную работу, благо ни семьи, ни дорогостоящих увлечений Сергей не имел, и в повседневной жизни был неприхотлив. Четвертая, пятая книга… Но, посвятив себя целиком писанине, он заметил, как от непрерывного сидения за компьютером садится здоровье. Этого ещё не хватало! Спортсмен-любитель, как-никак, и любитель серьёзный. Чёрный пояс по карате не каждому дают. Пусть жёлтых полосок на нём кот наплакал, но всё же… Сергей навестил родной клуб, в который забыл дорогу вместе с началом новой карьеры, и после заставлял себя посещать его регулярно – два раза в неделю. Восьмая, десятая, пятнадцатая книга… Теперь он писал быстро и легко – с наслаждением.
Но однажды в Интернете ему попалась статья, автор которой сравнивал его творчество с работами другого детективщика, весьма нелестно отзываясь о них обоих. Сергей взбеленился. Нет, что касается собрата по цеху, он с автором статьи был совершенно согласен, но сравнивать его – с тем? Да ещё обзывать производителем макулатуры? Схватив один из собственных романов, он пошарил взглядом по полкам и вытащил засунутый в дальний угол экземпляр продукции коллеги, не сразу вспомнив, что это тот самый детектив, с которого столь внезапно началась его писательская карьера. Читая и перечитывая страницы, через четыре часа, немного поостыв, Сергей был вынужден признать – как ни грустно, стиль и содержание романов действительно ничем существенным не отличаются.
Тогда он и начал экспериментировать с рассказами, выбрав в качестве жанра классическую прозу. Получалось так плохо, словно и не писал никогда ничего. Сергей смирился, мысленно надел белый пояс ученика и вновь отправился на «Самиздат». Юзеры были немало удивлены.
«Ну ты даешь, Серёга! Сменил амплуа?»
«Удачи на новом поприще, Сергей!»
«С почином!»
«Надоело звание производителя макулатуры?»
Браться за масштабную вещь он не решался. Издательство требовало всё новых детективов. Ни о каких экспериментах с жанрами там не хотели и слышать. «Поймите же, что ваши читатели привыкли к тому, что вы писали до сих пор. Кто вам сказал, что растеряв старую аудиторию, вы обретёте новую? Нет-нет, будьте добры, дважды в год – минимум… Простите, Сергей, но вы не Конан Дойль. Перестанете публиковаться – через пару лет о вас никто и не вспомнит».
Вскоре у него скопилось множество начатых и не законченных рассказов. День Сергей привычно начинал с просмотра анонсов новостей на главной странице «Яндекса» – искал сюжеты из жизни. Катастрофы, теракты, митинги протеста… «В Нижегородской области обнаружено тело девочки, заблудившейся в лесу». Грабежи, убийства, изнасилования… Коррекционное изнасилование? Это ещё что такое?..
Образ Кати родился в голове сам собой. Бредовая идея – у него никогда не было детей. Он их не слишком и хотел. Как писать, да ещё про девочку? Но мгновенно придуманный сюжет уже захватил. Получится! Я сумею! Верю, потому что абсурдно!.. Вещь будет называться «Смерть Кати Осиповой». Пусть она будет небольшой. И, конечно, именно с таким прозаическим названием, без всяких выкрутасов. Названия вроде «Новый Чикатило» и «По следам чудовища» мы оставим для коммерции… Хотя, почему оно прозаическое? Пусть читатель с первой страницы ждёт развязки, обозначенной столь недвусмысленно. Короткий злой плевок в лицо миру, в котором до сих пор убивают людей, в котором по отношению к кому-то применяют коррекционные изнасилования, в котором до сих пор теряются и гибнут дети…
Почти сразу Сергей обнаружил, что его героиня не хочет жить так, как он ей предписывает. Она охотно слушалась своих родителей и учителей – но только не его. Сотни вордовских страниц с кривобокими эпизодами были стёрты, десятки документов выброшены целиком в виртуальную корзину операционной системы, прежде чем Сергей признал право Кати на самоопределение. И она отблагодарила автора – словно пригласила его в свою маленькую, но очень насыщенную жизнь, как приглашала к себе домой подружек-одноклассниц. Только подружки вскоре уходили, а он мог оставаться с Катей всегда, быть с нею в любую минуту её жизни и сидеть возле её кровати, когда она засыпала. Только и дел, что записывать по готовому.
Это было необычное ощущение, и Сергей начал понимать, что герои всех остальных его книг по сравнению с Катей – не больше чем марионетки. Он так увлёкся, что не заметил, как абзацы стали превращаться в главы. По мере доработки они выкладывались на «Самиздате», а портрет большеглазой девочки с волосами цвета карандашного грифеля теперь стоял на столе рядом с компьютером в специально купленной для него фоторамке. Число успешно изданных детективов перевалило за два десятка, но это больше не имело значения.
Прошло полтора года, и теперь Сергей знал о Кате всё. Красавица, как её мама, а характером в отца – такая же уравновешенная, обстоятельная и упорная в любом новом деле, будь это вышивание крестиком или штурм твердынь арифметики, которая сперва ей никак не давалась. И в то же время живая, смешливая и непосредственная, как любой ребёнок. Роман шёл к завершению, на «Самиздате» с нетерпением ждали развязки. Финал был продуман до мельчайших деталей. Сергей медлил. Ему не хотелось дописывать короткую Катину жизнь. Кое-как он дошёл до эпизода, где Катя с отцом оказывались в тайге, в охотничьей избушке. Отец часто брал её с собой и раньше. Каково ребёнку всё время в городе?

Время осенних каникул. Ранний снег, ранние заморозки… Чистейший воздух, привычный маршрут. Но на сей раз они в последнюю минуту поменяли планы по совету случайного попутчика в пригородной электричке.
– Ты в Аношкино урочище загляни, – сказал он. – Вот где охота!
– Что-то я про хорошую охоту там не слыхал, – усомнился Катин отец.
– А туда городские не заглядывают, – рассмеялся попутчик. – Далеко очень. И волки пошаливают. Правда, не знаю, как ты со своей крохой туда доберёшься. Нет, не пойдёт, наверное…
Катя открыла рот, но не решилась возражать чужому взрослому дядьке с окладистой бородой, только посмотрела на отца в поиске поддержки.
– Она у меня привычная, – успокоил собеседника тот. – С пяти лет с собой беру. Ну, в пять-то мы, конечно, так далеко не ездили… А сейчас Катюшка моя ого какая самостоятельная! Расскажи ей дорогу – сама найдёт твоё урочище. А волки – что ж! Волков бояться – в лес не ходить.
Место, действительно, оказалось на редкость глухим. От станции до названной попутчиком деревни доехали на автобусе, делавшем всего два рейса в сутки. В сторону урочища, пока была дорога, их подбросил на тракторе нанятый отцом коренастый мрачноватый мужик. Избушку они нашли. Катя, хоть и не показывала виду, совсем измучилась. Но попробуй, скажи отцу. Пожалеет ещё, и не возьмёт с собой в следующий раз. Поэтому, даже не присев, она зажгла снятую с полки керосинку и принялась растоплять железную печку, стоявшую у входа. Печка, прогоревшая в нескольких местах, отчаянно дымила.
– Давай, давай, хозяйствуй, – подбодрил отец, раскатывая на широких деревянных нарах спальники. – Только смотри, не задуши нас.
– Как разгорится, я дверь приоткрою…
– Зачем – дверь? Вон, окошко волоковое – видишь, задвижкой закрыто. Его и открой.

Дальше всё было просто. По крайней мере так представлялось Сергею, когда он задумал историю. Ночной пожар от выпавшего из печки уголька. Двое усталых путников спят крепко. Катя – та вообще без задних ног. Отец просыпается, когда половина избушки уже объята огнём. Горит потолок, горит дверь, горят запасы хвороста в сенях; горит растекающийся из расплавленной пластмассовой канистры керосин. Печка в избушке дырявая, а крыша хорошая, и всё под ней сухое как трут. Нельзя потушить огонь, нельзя выйти, только и остаётся, как выхватить из спального мешка надышавшуюся дымом, испуганную и полусонную Катю, и вытолкнуть её в узенькое волоковое окошко – высотой в одно бревно и шириной в три четверти. Горит, горит на спине рубашка, горят нары, спальники, пол под ногами; а Катя, стоя босиком на снегу, с ужасом слушает доносящиеся изнутри удары топора, которым отец пытается расширить слишком узкое для него окно; и всё рвутся один за другим патроны. Пылает крыша, трещат стропила, рушится потолок, летят во все стороны головни. Вокруг избушки быстро тает снег, лицо жжёт нестерпимым жаром, а спину холодит зимним ветерком…
А потом Катя ещё долго будет сидеть у догорающих брёвен, понадеявшись, что зарево и дым пожара заметят лесники или жители той деревни, откуда их подвёз тракторист. Да и как ещё согреться без одежды в начале ноября? Когда она решится уйти, огня у неё не будет: спичек нет, а головню далеко не унесёшь. Но она встанет и пойдёт, когда ей станет слишком холодно даже лежа на слое остывающего пепла. А искать Катю начнут нескоро – тогда, когда мать в городе забеспокоится, что нет звонков. И те, кому надлежит оперативно реагировать, будут убеждать женщину, что её муж и дочь просто зашли туда, где не действует сотовая связь, и раскачаются только на второй день; а раздолбай Матюхин, которому следовало бы скоординировать действия частей МЧС и добровольческих поисковых групп, ничего толком не скоординирует, хоть и должен. А Катина тётушка позвонит через пол-страны Катиной маме только затем, чтобы закатить скандал и обвинить сестру во всех смертных грехах; и мама попадёт в больницу с нервным расстройством…
И Катя собьётся с дороги, напуганная одиноким волком – покалеченным волком с перебитой капканом передней лапой, отощавшим и слабым, но всё ещё очень опасным. И единственное оружие, которое у неё будет, это выкопанная из-под снега суковатая палка, потому что ствол отцова «тройника»¹, найденный на месте сгоревшей избушки, окажется слишком тяжёл для неё. И когда волк наконец, обезумев от голода, бросится на неё, Катя будет драться с ним и врежет ему с размаху своей палкой по самому чувствительному месту – по носу, а когда зверь повторит попытку, ей снова повезёт, и она врежет ему ещё раз. И этот матёрый волчина, сейчас еле живой от недоедания, а когда-то – смелый и безжалостный охотник, отскочит в сторону и заскулит как беспомощный щенок, которого двинули сапогом, чтоб не мешался на дороге. Но совсем он не отстанет, и пойдёт по Катиным следам, дожидаясь момента, когда девочка умрёт. А Катя будет идти по зимнему лесу трое суток без остановки, потому что останавливаться нельзя, потому что тогда замерзнешь, и потому, что сзади идет волк.
Будь нож, она бы сделала себе из бересты обувь. Из бересты много что можно сделать, но отцов нож она так и не нашла, сколько ни рылась на пепелище, обжигая руки, а когда наткнулась на обгоревшие кости, перестала искать. Из одежды – только трико и футболка. Днём пригревало солнышко и становилось чуть теплее, снег начинал подтаивать. Ночью он застывал, покрываясь коркой, которая ломалась под ногами и резала ступни не хуже бритвы – но кровь из них уже не текла.
На третьи сутки, когда стемнеет, Катя совершенно обессилеет и, раскопав толстый слой палой хвои под огромным кедром, зароется в неё, но в насквозь промёрзшем теле уже не найдётся ни единой калории тепла, чтобы согреться. И удивительно, что ещё бьётся в этом теле сердце и что вдруг потекли из глаз слёзы… И последнее, что увидит Катя, будет силуэт крадущегося к ней волка.

Всё было продумано – всё, но повествование замёрзло гораздо раньше главной героини, и Сергей не находил в себе сил, чтобы его оживить. Несколько дней он мучился, пытаясь продолжить – писал и стирал написанное, потом бросил. Попробовал взяться за очередной детектив, но вышло ещё хуже. Дни складывались в недели, работа стояла. К концу второго месяца полного бездействия Сергей понял – убить Катю он не сможет.
Катя не хотела умирать. Она хотела жить, и он, её творец и бог её мира, ничего не мог с этим сделать.
На третий месяц он сдался. Летит к чёрту весь первоначальный замысел? А кому он нужен, такой замысел?!..
Сергей сел за стол и включил компьютер.
Для начала он открыл документ с рукописью и немедленно удалил в названии слово «Смерть», заменив его на «Жизнь» с восклицательным знаком, хоть и понимал, что его придётся удалить в окончательной редакции. Потом перешёл к последнему эпизоду, в котором Катя и её отец готовились лечь спать. Охотничья избушка с дырявой дымной печуркой, деревянные нары…
– Трико и майку мы оставим, – сказал отец, потрепав Катю по голове. – Не протопился хорошо сруб, остынет быстро, ночью может быть холодно. А носочки сними, иначе резинками надавит. Сейчас я ещё дровец подброшу…

Сергей читал, надолго задумывался, правил, дописывал, пока не дошёл до места, где девочка, почти через десять часов после пожара, уходила прочь от догоревших головёшек. Дальше ничего не было. Дальше была только пустая страница вордовского документа – белая, как мелованная бумага, как снег, по которому шла босиком Катя.
Сергей вернулся по рукописи назад и убрал раздолбая Матюхина, поставив на его место инициативного и умного начальника, который грамотно скоординировал действия поисковых групп из добровольцев с частями МЧС. Он в спешном порядке исправил характер Катиной тётушки. Она стала доброй и отзывчивой. Она не стала по телефону закатывать истерику Катиной маме. Она потратила последние деньги на самолёт, пересекла пол-страны, поддержала сестру морально, и та не попала в больницу…
Нет, не то! Сергей оттолкнул от себя клавиатуру. Совсем не то! Уж проще сразу послать вертолёт к сгоревшей избушке. Или сделать так, что одинокий охотник постучится в дверь тогда, когда только закурится дымок от вылетевшего из печки уголька.
Не так надо, не в этом дело. Оно вот в чём: он не может убить Катю, но не может и убрать эти трое суток перехода по лесу от пепелища до добровольно вырытой могилы в кедровой хвое. Она их уже прошла – если не в романе, то в его мыслях, и эти дни и ночи никуда не денешь.
Сергей вздохнул, посмотрел на стоявший справа от монитора Катин портрет и начал писать. Будто и не было двух месяцев, когда он не мог выдавить из себя ни единого абзаца. Но теперь он перестал быть посторонним наблюдателем, перестал быть гостем в чужой жизни, которого пустили туда и снисходительно терпят постоянное подглядывание. Он стал действующим лицом особого рода – призраком автора, который не оставляет следов в своём собственном романе. Кате сейчас было не до него – впрочем, ему самому тоже. Теперь он пробуждался в объятой огнём избе, его выталкивали через узенькое окошко, а потом он рылся в пепле и головнях в поисках ножа. Он ел кусочки коры с молодых осинок и орехи из палых кедровых шишек; ногтями и зубами рвал обшивку сиденья брошенного на старой вырубке трелёвочника, пытаясь изготовить себе хоть какую-то одежду; брёл по снегу рядом с Катей, вместе с ней дрался с волком, терял последние силы и зарывался в мёрзлую хвою, чтобы умереть.
Какая разница, что телом он остался в своей квартире? Он забывал есть, он забывал спать. Несмотря на то, что на улице стояло жаркое лето, ноги замерзали в тёплых комнатных тапочках, а руки коченели так, что пальцы начинали бестолково тыкаться в клавиатуру, плодя бесконечные ошибки. Сергей шёл в ванну и подставлял руки под струю горячей воды – никакая разминка и гимнастика не помогали. Три дня повествования растянулись на пятнадцать дней работы, и под конец Сергей начал думать, что не выдержит этого похода по зимнему лесу первым.
Дважды за это время прямо над Катей пролетал вертолёт, но оба раза она как на беду оказывалась в слишком густых зарослях и не успевала выбраться на открытое место. И с каждым сделанным шагом она подходила всё ближе к старому кедру, под которым должна была закончиться её жизнь и последняя глава романа. И не виделось никаких выходов, и ничего не придумывалось…
А зачем что-то придумывать? Ничего мне не нужно придумывать! У меня есть моя послушная-непослушная Катя с длинными ресницами и волосами цвета горелого дерева, которая очень любит жизнь – и этого достаточно. Может, она и заплакала бы перед смертью, да она и плакала не раз в эти дни; но она не останется лежать в тайге, зарывшись в заиндевелые иголки. Она встанет и пойдёт дальше.
Пусть потом смеются читатели на «Самиздате», пусть тычут его носом в тот факт, что ни один человек в таких условиях не выживет; пусть рукопись отвергнет его издательство и забракуют все остальные!

Катя с трудом открывает глаза, помогает себе непослушными руками, разрывая смерзшиеся от слез ресницы. Красавица как мама, но характер у неё отцов. Поэтому она не умрёт здесь, зарывшись в хвою, и не позволит искалеченному волку себя сожрать. Папа всегда говорил – зимой в лесу нельзя останавливаться, если нет огня, иначе замёрзнешь.
Она пошарила рядом с собой, отыскивая свою палку, и попыталась обхватить её негнущимися пальцами. Медленно поднялась, едва не упав, и упёрлась спиной в ствол кедра, под которым только что лежала. Подошедший совсем близко волк шарахнулся в сторону. Он прекрасно помнил, на что способна эта девочка. Лучше подождать ещё, пока жертва окончательно ослабеет.
Кедровый ствол был таким же мёрзлым, как всё вокруг. Сердце продолжало редкими толчками гнать по венам тяжёлую, густую кровь. Лёгкие расправлялись и сжимались с таким трудом, словно их наполнили мазутом.
Нельзя больше сворачивать, пытаясь убежать от волка, надо просто идти в одном направлении, только в одном направлении – на север. Так больше шансов наткнуться на какую-нибудь деревню или зимник, по которому возят в деревню сено… Так можно видеть прямо перед собой мох на деревьях и держать направление даже тогда, когда не останется сил думать, как уже не осталось сил бояться.
Катя тоненько всхлипнула, оттолкнулась от ствола, который помогал ей стоять, и побрела вперёд – восьмилетняя девочка с волосами цвета воронённой стали, у которой внутри уже замёрзло всё, кроме души. Сергей сжал и разжал руки, пытаясь восстановить кровообращение в бесчувственных ладонях, и пошёл следом. Сзади, поджимая перебитую лапу, двинулся волк.
И встало солнце, и настала ночь; и ещё раз встало солнце, и опять стемнело; и поздним вечером пятого дня Катя вышла по бездорожью на окраину маленькой деревушки. Далеко справа мелькали фонари очередной группы добровольцев, отправлявшихся в тайгу на её поиски, а где-то за тридевять земель, в райцентре, заменивший раздолбая Матюхина нормальный начальник ругался по телефону с другим начальником, требуя ещё людей и ещё вертолёты…
Катя видела цепочку идущих к лесу мужчин, попыталась крикнуть, но не смогла. Тогда она повернулась и пошла по мелким сугробам к крайней избе, неловко переступая насмерть обмороженными ногами.

Закончив роман, Сергей отсыпался целую неделю. Пробуждаясь от мёртвого сна, он вставал, брёл на кухню, ел, опять ложился, а когда кончились продукты, прогулка до ближайшего магазина оказалась сравнима с выходом в открытый космос – так всё вокруг было непривычно. Чтобы не мучиться с готовкой, он набрал тушёнки, соков, овощных консервов и, вернувшись, выставил всё это на журнальный столик рядом с диваном, поставив туда же чайник и положив консервный нож. Снова ел, спал и смотрел на DVD какие-то тупые зарубежные боевики и комедии, казавшиеся ему сейчас шедеврами мирового киноискусства. При мысли о том, чтобы посмотреть или почитать нечто умное, где надо напрягать мозги, его сразу начинало тошнить. Но уже на второй день он выложил на «Самиздате» недостающие главы, сменив заодно название романа.
Теперь, несколько придя в себя, он зашёл на сайт почитать комментарии, которые сперва хотел было отключить, дабы не тратить нервы, и обнаружил, что над романом никто не смеётся. Некоторые читательницы, напротив, признавались, что плакали в финале, и спрашивали, не случалось ли в жизни Сергея чего-то подобного или, упаси Бог, не попадала ли в беду его собственная дочь? Если попадала, то, надеемся, сейчас с нею всё в порядке?.. Какой-то мужчина грубовато возражал дамам, утверждая, что для того, чтобы писать с таким знанием предмета, нужно иметь не одну дочь, а несколько, и все сразу в беду попасть не могли. Когда Сергей написал, что никаких дочерей (как и сыновей) у него нет, ему не поверили.
Редактор, с которым они давно были на «ты», прислал письмо, интересуясь, готов ли очередной роман. Сергей, все последние месяцы кормивший того одними обещаниями, послал в издательство «Жизнь Кати Осиповой» с уведомлением, что ничего другого у него нет и в ближайшее время не предвидится. Последовала вполне предсказуемая реакция: «Серёжа! Ну что за фокусы? Под каким видом мы это подадим читателю, как ты думаешь? Ты у нас детективщик, и вдруг – такое!» Сергей написал, что он больше не детективщик – начиная с этого романа. В ответ пришёл отказ в публикации – первый в его практике – и сдержанное требование возвращения к исходному жанру «или, хотя бы, чему-то близкому». В качестве поблажки предлагалась параллельная переработка истории о Кате – «раз уж она тебе так дорога» – с введением новых действующих лиц и дополнительной сюжетной линии на правах главной.
Сергей крепко задумался. Задвинуть свою героиню на задний план? Отдать её на переработку?.. Встал от компьютера и подошёл к полке, где выстроились в ряд книги, кормившие его последние годы. Потрогал корешки авторских экземпляров. В конце концов, быть издаваемым писателем и просто писателем – не одно и то же…
В открытое окно задувал тёплый летний ветер, так не похожий на ледяной сквозняк, тянувший между деревьями тогда, когда он шёл по тайге вместе с Катей.
– Это точно, – сказал он вслух. – Совсем не одно и то же…
Вновь подойдя к столу, Сергей кликнул мышкой по кнопке «Ответить» и быстро написав: «Менять содержание не согласен», нажал «Отправить» даже не поставив подпись. Откинулся на спинку кресла и посмотрел на Катин портрет.
– Может, прорвёмся, – сказал он, закрывая вкладку и переходя на домашнюю страницу. – Не хлебом же единым, верно? Добрались же мы с тобой до деревни… как и до конца романа. Доберёмся и до его издания. Давай, попробуем?
И невольно вздрогнул, увидев на виджете почты «Яндекса» уведомление о новом письме. Только что непрочитанных писем в почтовом ящике не было.
– Очередной коммент на «Самиздате», – буркнул он и перешёл по ссылке.
Однако это был не комментарий. Редактор издательства, в котором Сергей до сего дня и не мечтал печататься, предлагал обсудить возможность издания выложенной в Интернете книги. Не успев дочитать до конца, он нажал «Ответить» и торопливо настучал несколько строчек. Вновь взглянул на портрет.
– Что-то у нас с тобой на этот раз всё слишком быстро кончилось, – пробормотал он. – И начать-то не успели толком.
Сергей уже хотел было прикрепить к письму заветный вордовский файл, но остановился, открыл его и, ненадолго задумавшись, приписал в самом начале рукописи: «Посвящается моей героине Кате Осиповой, оказавшей мне неоценимую помощь в создании этой книги».

¹ Универсальное охотничье ружье для разноплановой охоты с тремя спаянными стволами – обычно, одним нарезным и двумя гладкими.