|
| Злой админ
|
Сообщение: 118
Зарегистрирован: 25.10.12
Репутация:
1
|
|
Отправлено: 31.03.16 15:55. Заголовок: Рассказ №13 Русалочка
Русалочка Полгода как отгремели свадебные фанфары, и русалочка стала женой принца. Поначалу счастье её было безгранично. Нежность переполняла её, и она торопилась истратить её, словно та могла внезапно оборваться на полувздохе. Не обращая внимания на острые ножи, по которым ей приходилось ступать, счастливая, она не ходила – порхала, или плыла – так восхитительно плавны были её движения. Так выразителен был взгляд, что, казалось, никто и не обратит внимании на то, что она немая. Но ничто не длится вечно, а счастье – более всего. Принц всё чаще стал уезжать на охоты и пиры без жены, всё реже называл её милым Найдёнышем. Русалочка не понимала, в чём причина, оттого в её взгляде засквозила печаль. К тому же она начала скучать по морскому дну. Не могла теперь без грусти смотреть на все оттенки зелёного и синего, будь то тёмно-зелёный, как стены дворца морского царя, или нежно-лазурный, как пронизанная солнцем поверхность моря… Платье она носила ржаво-алое, как изъеденные солёной водой клинки с затонувших кораблей, меж которых она так любила находиться часами. Красная едва распустившаяся роза украшала каштановые волосы; иных же украшений она не принимала. Высокий, почти под самой крышей дворца, балкон выходил прямо на море – немудрено, что это было её любимое место! Сюда часто уходила она, утомившись от нескончаемых приёмов и церемоний или же устав улыбаться, танцуя на неизменных острых ножах. А подумать ей было о чём – недавно сделала она открытие, которое её обрадовало и опечалило одновременно. Русалочка ждала ребёнка. Скоро уже должно было стать заметным ожидание, но перемены в поведении принца тревожили русалочку. Будет ли он рад ребёнку, если всё реже находит время на сон грядущий поцеловать любящую жену?.. Далеко на горизонте в летнем лёгком мареве терялись скалы. Русалочка вспомнила, как даже издали восхищалась их могучим гордым видом и всё хотела подплыть поближе, да не успела… – А, вот вы где, Ваше Величество! – внезапный оклик заставил метнуться спугнутой рыбкой, едва успев ухватиться за перила. Русалочка до сих пор не могла привыкнуть к бесцеремонным манерам первой фрейлины, приставленной к ней ещё полгода назад, до свадьбы. – Вас обыскались, – недовольно сказала фрейлина и поджала губы. В руках она держала бархатную подушечку, на которой покоилась сверкающая даже в подступающих сумерках диадема. – Опять без короны – и это когда к нам съехался весь цвет высшего общества! Принц вынужден танцевать с гостями уже в десятый раз, пропустив первый танец! Отчитав русалочку, словно нашкодившую девчонку, – та ведь не могла ответить, – фрейлина водрузила диадему на каштановые кудри и выбросила ненужную розу за борт балкона. Русалочка проводила недолгий полёт цветка грустным взглядом, но цепкие пальцы уже охватили запястье и потянули на церемонию. Небрежно толкнув дверь покоев, принц усталым взглядом окинул привычное роскошно убранное помещение. Отстегнув перевязь с изукрашенным кинжалом, не глядя швырнул её в угол. Откинувшись на шёлковые подушки, он рассеянно бродил взглядом по резному потолку, по гобелену над кроватью. Два лебедя, розовые, как фламинго, в лучах восходящего солнца, крыло к крылу летели навстречу горизонту… – Эй, там! – позвал принц. – Ледяного щербета! Духота стояла невыносимая. Стоило бы, пожалуй, окунуться в прохладную морскую воду. Судя по всему, ночью обещала быть буря. Неслышно отворилась дверь, и слуга с поклоном поставил на прикроватный столик запотевший хрустальный графин. Потянувшись за ним, принц сделал неловкое движение, и на колени выпал начавший увядать красный цветок, пару часов назад заботливо вплетённый ему в волосы. Взяв его двумя пальцами, будто вызывающую брезгливость вещь, принц повертел его так и эдак. Потом, пожав плечами, стряхнул на узорчатый ковёр. Из-за обшлага камзола выглядывал белоснежный платок. Его можно было назвать изящным, если бы уменьшить вышивку на нём хоть вполовину. Да и мощность духов до сих пор сохранилась с первозданной силой. Всё же принц достал его, развернул. Гордый королевский вензель, вышитый в углу, притягивал взгляд. …По случаю дня рождения короля во дворец съехалось много гостей. В их числе оказалась и принцесса соседнего королевства, очаровательная белокурая девушка. Принц понравился ей ещё полгода назад, когда она вместе с остальными монастырскими воспитанницами выбежала к берегу, на который вынесло прекрасного незнакомца. А потом оказалось, что незнакомец ещё и наследник процветающей державы… Ведь у принцессы было два старших брата, и корона могла ей достаться лишь хорошим замужеством. Правда, наследник отчего-то возьми и женись, вопреки всем обычаям, на безродной, непонятно откуда взявшейся, да ещё и немой девчонке. Кроткая красота её пленяла всех – от последнего служки до короля-отца, а танцевала она так, что забывалось, на небе ты или на земле… Но принцесса тоже умела танцевать, и весьма изящно. К тому же она могла говорить и давать советы по управлению государством – а король-отец, праздновавший свой семидесятый день рождения, со дня на день собирался переложить корону на молодого наследника. Вздохнув, принц принялся за блаженно ледяной щербет. Свидание в саду, в зарослях цветущих акаций, слегка утомило его. К тому же принцесса так переживала о предстоящей коронации – сложно ведь найти понимающего в делах государственных человека! Принц и впрямь нуждался в подобном советнике, поскольку в силу молодости, лёгкости ли характера он частенько сбегал с уроков политологии и истории, да и фортификацию изучал спустя рукава. Наставник не осмеливался на него жаловаться. И теперь, когда знания грозили резко понадобиться, молодой принц пребывал в растерянности. Отец собирался удалиться от дел и поселиться в лесной хижине, подальше от всех, а прекрасная жена не могла помочь – откуда бы! Никому во дворце и в голову не приходило, что русалочка – самая настоящая принцесса и ей ведомы многие премудрости. Принц относился к ней как к забавной игрушке – живой, трепетной и безмерно его обожающей. Потому, собственно, и женился, очарованный. Теперь же очарование от повседневного обихода притупилось, и принц начал задумываться о будущем, как ему казалось, более серьёзно. – Всё-таки лучше увезти в моё королевство. Не стоит давать пищу для сплетен. Там ей будет также хорошо, как здесь, а нам уже никто не помешает… Нежный голосок принцессы обволакивал принца, ласки одурманивали. Не помня себя, он согласился. Да что там жена – скажи ему кто, что для продолжения нужно отдать корону и королевство впридачу – он и тут бы подписал всё что нужно, не глядя, лишь бы не отрываться от прелестницы. Впрочем, так оно и было. И той же ночью русалочку, по обычаю гулявшую в поздних сумерках по морскому берегу, подхватили крепкие руки, уложили поперёк седла, и горячий конь помчался далеко-далеко, туда, где смыкаются скалы на горизонте. Хотела русалочка их увидеть, но не так, ой, не так! А что было ей делать – она, немая, не могла подать голоса, а сопротивляться сил у неё тоже недоставало. К рассвету они пересекли границу. Опустив русалочку на землю – та свалилась снопом, так её умотали скачка и страх неизвестности – всадник сказал: – Мне приказано тебя убить и скинуть твои кости в море. Но убивать беззащитную молодую девушку я не стану. Я увёз тебя куда смог, дальше ищи свою долю сама. Да не оставит тебя небо!.. И русалочку обдала пыль, взметнувшаяся из-под конских копыт. У подножия скал плескалось море. Русалочка исследовала их, хоть и не забиралась высоко – мрачные пещеры не пугали её, напоминая о подводных гротах. И то сказать, до страхов ли ей было – ноги её болели беспрестанно, ребёнок внутри отнимал всё больше сил, и грызла душу тревога за принца и тоска по нему – она ведь не знала, что он согласился потерять своего Найдёныша. Но скоро боли ей добавилось – как-то вечером наверх всплыла старшая сестра и сказала: – Принц твой женится во второй раз! Это его невеста хотела тебя убить, а он поверил, что тебя увезут подальше и поселят в какой ни есть деревушке! Осенью они играют свадьбу. Ведьма сказала, что твоя человеческая жизнь продляется, пока ребенку не исполнится месяц. А потом тебе надо убить принца и его жену, или станешь пеной морской и ты, и дитя твоё! Жизнь за жизнь… Тогда поняла русалочка, что ступни её, в которые беспрестанно вонзаются острые ножи – не боль. Сердце её заметалось, заколотилось так бешено, словно решило раньше времени освободиться от плена рёбер. Предательство, да ещё столь малодушное, захлестнуло русалочку тёмной волной, и она свалилась прямо в воду. Сестра подняла ее и положила осторожно на берег. Покачала головой. – Если это любовь, то век бы не знать её, – сказала она и, запечатлев поцелуй на лбу русалочки, взмахнула хвостом и пропала в пучине морской. Спустя полтора месяца прибрежные скалы услышали забытый ими крик младенца. Девочка родилась с двумя ножками, человеком... Русалочка, едва оправившись от родов, не отпускала дочь почти ни на секунду – ведь совсем скоро им предстояло стать пеной морской! Либо же ей придётся стать убийцей того, ради кого она отдала голос, потеряла дом и самоё себя, кто стал отцом её милой дочери и даже не догадывался об этом! Ужасный выбор! В каштановых прежде волосах её проступила седина от неизбывного горя. В глазах же горела такая тоска, что, казалось, камни кинулись ей на помощь, если смогли бы. Сёстры, каждый день приплывавшие посмотреть на племянницу, торопили русалочку. – Плывём же! – говорили они. – К концу лета приходит тёплое течение. Мы поможем тебе добраться до королевства принца. Будешь ночевать и отдыхать на берегу, в бухтах и заливах. Малышка твоя так мила, так игрива – она стоит того, чтобы жить! Поспешим! Сам царь морской поднялся на поверхность. Хоть он и не приближался к берегу, старшие сёстры доплыли до него, держа над водой ребенка. Внучка при виде огромного царя сперва заревела, а после протянула ручонки к блестящему посоху и заулыбалась. И вот русалочка, поддерживаемая сёстрами, отправилась в путь. Ей часто приходилось отдыхать – теперь ведь она была человеком. Девочка же в воде чувствовала себя лучше матери – почти всё время спала и мало капризничала. С ясными синими, как у матери, глазами, столь же выразительными, она была прелестна. Русалочка же чахла и истончалась на глазах. Она не могла ни поплакать, ни высказать никому, что творилось у неё на душе, и лишь смотрела – на дочь, на сестёр, на море и небо, и живописные берега вокруг – смотрела, смотрела… Такого жадного, говорящего, отчаянного взгляда сёстры не могли больше переносить. Они поплыли на поклон к морской ведьме. – Неужели не найдётся никакого средства? – говорили они. – Наша сестра чахнет! Мы не хотим терять её и племянницу, а ведь русалочка не сможет убить своего принца. Мы готовы заплатить тебе чем пожелаешь, а уж она и подавно! Ведьма оторвалась от поглаживания бородавчатой жабы, и та, скатившись вниз, ушлёпала в угол. – Заплатить… Чем? Не богатствами же с королевских подвалов? Этого добра мне не надо. А что ещё осталось ценного у вашей сестры? Впрочем… Если так не хочет убивать, пусть отдаст мне молодость! Пусть ходит древней старухой, согбённой так, будто прожила с десяток веков! Русалочка только кивнула, едва сёстры рассказали ей о словах ведьмы. И в тот же миг они дружно ахнули: милые черты исказились до неузнаваемости, кожа посерела и сморщилась, прекрасные некогда волосы повисли грязными редкими клоками. Древняя трясущаяся старуха стояла перед ними вместо прежней очаровательной русалочки, самой красивой из всех сестёр. Она наклонилась над водой, и новая боль пронзила её сердце: теперь уж точно принц никогда и не посмотрит на неё, старую уродину. Она ведь всё ещё любила его, хоть он и вовсе этого не стоил. Но у неё ещё была дочь, которая теперь будет жить, и русалочка прижала её к высохшей груди. Погода стояла самая ясная, море было спокойное и чистое, ласковая лазурь разливалась до горизонта. Корабль с королевским штандартом отчаливал от берега; множество народа провожало его с шумом, шапки мелькали в воздухе. Принц… нет, теперь уже молодой король стоял на палубе вместе с белокурой королевой, а та улыбалась и посылала всем воздушные поцелуи. Быстро же забыли немую русалочку – толпа запоминает лишь то, что ярко и бросается в глаза, и остаётся глуха к тихому и незаметному, составляющему обычно самую суть жизни. Стояла в толпе и русалочка; пробралась она к самым сходням корабля и смотрела прямо на своего принца. Глаза её, молодые на старом лице, говорили громче розовых ланит юной девушки, но – увы! – некому было их слушать. Принц заметил оборванную старуху. Она улыбнулась ему жутким беззубым ртом и протянула к нему руки, забыв в мгновение и о своём обличии, и о том, что он её предал. Он же равнодушно скользнул по ней взглядом и, не узнав прежней жены, не узнал и дочери, любопытно таращившей глазёнки на пестроту вокруг. Но вот раздалась команда «Поднять якоря!», и фрегат тихо отчалил, увозя в свадебное путешествие королевскую чету. Молодые король и королева долго ещё стояли на борту плечом к плечу. Со стороны они казались нежными влюблёнными, но это было не так. Новоиспечённый король озабочен был полнотой обязанностей, свалившихся на него; любовница, ставшая женой, грозила исчезнуть из его сердца ещё раньше, чем первая жена. Королева же и вовсе не испытывала к нему пылких чувств: желанная корона украшала теперь её хорошенькую головку, и радость от обладания золотым ободком все принимали за восторг медового месяца. Так они плыли двое суток, и такого ясного неба, моряки говорили, не были уже полста лет. На третий день лазурь помрачнела, небо нахмурилось тяжёлыми тучами, и к вечеру прилетела настоящая буря. Корабль качался на вспененных волнах, как бумажный кораблик в ручье, что так любят по весне пускать мальчишки. Паруса оказались изорваны в клочья, грот-мачта наклонилась и с громким треском обрушилась на палубу – замешкавшийся юнга едва успел отскочить с её пути. – Ваши величества! – прокричал капитан. – Скорее вниз, в каюту! Король и королева, так и не ушедшие с палубы, будто очнулись от его зычного голоса и кинулись было к люку, ведшему вниз. Но тут корабль качнуло особенно сильно, палубу захлестнула волна величиной в дом, и королевскую чету смыло за борт. Кипящая пена скрыла их от глаз моряков. Напрасно матросы аукали до хрипоты и скидывали канаты за борт – слепящая пелена застила глаза, и на поверхности моря лишь вздымались новые и новые волны. Морская ведьма, отпихнув неразлучную жабу-вскормыша, загасила котёл с мерзким варевом, и буря наверху начала понемногу утихать. – Иной раз приходится наводить порядок, – сказала она, выплеснув жидкость из котла за порог, отчего полипы, сторожившие у входа, шарахнулись в стороны. – Принц не любил ни первую, ни вторую жену, он как мотылёк порхал с цветка на цветок, не ценя ни аромата, ни цвета. Наслаждаться ему объятиями дна морского – то уж никого не отпускает! А королева любила только власть – так пусть же властвует теперь над водорослями и угрями! И ведьма отшвырнула котёл в угол, так что он вспугнул жабу, загромыхав. – Надо же раз в столетие делать доброе дело, – добавила ведьма. И на рассвете, когда едва розовые лучи солнца коснулись русалочки, дряхлое лицо её разгладилось, на щёки вернулась свежесть румянца. Истрепавшееся платье исчезло; набежавшая волна прибоя плеснула на стройные ножки русалочки, и те сдвоились, срослись обратно в хвост. От холода она открыла глаза, и, ёжась, обнаружила, что она стала вновь русалочкой, и былая красота к ней вернулась. Девочка, спавшая рядом с матерью, проснулась и захныкала. Русалочка обняла её, не зная, что делать с ней – ведь та-то была человеком. Но, едва оказались они в море, как ноги у малышки срослись в чешуйчатый хвост, и задышала она в воде так же спокойно, как на суше. Обрадованная русалочка прижала дочь к груди, и только круги побежали по лазурной глади… Во дворце морского царя невозможно обрадовались, когда младшая сестра вернулась домой, снова русалочкой, такой же прекрасной, как и прежде, да ещё и с малышкой – новые ведь русалочки появлялись редко, раз в сто лет. Русалочка поняла, что принц её утонул – ведь иначе с неё не снялось бы заклятье. Часто сидела она в своём разросшемся садике, как раньше, обхватив руками хвост, рядом со статуей мраморного мальчика. Глаза её были полны не отчаянием, а тихой грустью – нежная душа её переживала всё не бурно, но так глубоко, как не снилось и тёмным морским гротам. Наверху осень сменилось зимой, а потом новой весной и тёплым летом, и так несколько раз. Понемногу горечь утихала, время затягивало шрамы на израненном сердце русалочки. Тем более малышка её подрастала и хорошела с каждым днём. Шесть её тёток и прабабка налюбоваться не могли на прелестную маленькую русалочку. Но не прошло и года, как русалочку вновь начало тянуть наверх. Уж слишком запали ей в душу безбрежный простор моря от края до края, зелень деревьев и чудные голоса птиц – немая, теперь она больше ценила звуки. За матерью временами увязывалась и малышка, и, хотя до пятнадцатилетия ей было ох как далеко, никто не мог удержать её на дне – ведь она родилась на земле, и на поверхности её всё приводило в восхищение так же, как когда-то мать. Русалочка же теперь выплывала только по ночам, когда берег был безлюден и тих, а в небе прямо над головой сверкали огромные созвездия. С первым же лучом солнца ныряла она обратно, не желая больше видеть ни белого света, ни людей с их изменчивыми и неблагодарными сердцами. Но как-то в одну из безлунных ночей, когда она привычно сидела на камне, посреди моря замерцал огонёк, и русалочка услышала дружное пение. Огонёк всё приближался, и вот уже можно было рассмотреть рыбацкую лодку. Два молодых рыбака возвращались домой с хорошим уловом. Русалочка уже хотела скрыться под водой, но отчего-то замешкалась, и рыбаки заметили её. – Эй, красавица! – окликнул её один. – Не поздновато ли купаться? – Далеко ты заплыла, – покачал головой второй рыбак. – Давай залазь к нам, довезём до берега, – и подмигнул так залихватски, что русалочка смутилась и соскользнула с камня. Волосы её взметнулись, и в неровном свете фонаря блеснула зелёная чешуя. – Тьфу, да это ж русалка! – сплюнул первый рыбак и схватился за весло. – Гребём быстрее, как бы беды не было! – И он погрёб так яростно, будто за ним гнался сам морской дьявол. Напарник же его всё смотрел в ночную мглу, туда, где оставалась русалочка. На следующий день он вновь приплыл туда на лодке, уже один, но русалочки не было. Не было её и ночью. «Уж не привиделось ли мне всё?», подумал было он, но друг его в трактире целый вечер рассказывал, как стая русалок гналась за ними и грозилась утащить на дно. Не мог же он с пустого места всё выдумать! Русалочка же не хотела подниматься на поверхность – боялась вновь наткнуться на молодого рыбака. Её сердце только-только начало успокаиваться, и то, что глаза у парня на лодке оказались тёплые и весёлые, ей совсем не понравилось. Не хватало ей только новой любви и новых страданий! Но на третью ночь она не выдержала и поднялась-таки на поверхность. И что же – рыбак сидел на берегу и наигрывал весёленький мотивчик на свирели. – А, вот и ты, – воскликнул он. – Я уж было устал тебя ждать. И он заиграл вновь – просто, безыскусно и в то же время так пронзительно, что у русалочки защемило сердце. А потом рыбак начал ей рассказывать про свою жизнь, про всякие случаи на рыбной ловле – когда забавные, а когда и такие, что жуть брала. Он ведь ходил в море с десяти лет – сперва с отцом, а схоронив родителей, с другом, порой же и вовсе в одиночку. – Расскажи и ты о своём мире, – попросил рыбак русалочку. Но та лишь печально покачала головой и жестом запечатала себе рот. Рыбака, однако, это не смутило, и с тех пор они стали часто видеться. Скоро и дочь русалочки, увязавшись за матерью, всплыла на поверхность, и ей молодой рыбак тоже понравился. Уж она-то болтала с ним без умолку, вдохновенно лепеча о диковинах подводного мира. Так что он принялся вздыхать о том, что не может их увидеть, но потом смотрел на нежную русалочку и на её смешливую дочку, и казалось ему, что вряд ли на всём дне морском сыщутся большие сокровища. Русалочка больше не сидела в своём садике. Статую принца она сняла с пьедестала и забросила в дальний и тёмный грот. Красные когда-то любимые цветы её тоже больше не росли здесь: она и видеть не хотела ничего, что напоминало ей о принце. Впрочем, теперь ей не хотелось даже и плести венков: не слишком она радовалась возвращённой молодости. Хоть русалки и не стареют, ей казалось, что молодой рыбак так добр с ней, потому что она красива, а потеряй она красоту паче чаяния – и не взглянет, как когда-то принц. Дочка же русалочки всё сильнее привязывалась к рыбаку, только и разговоров было: «А когда наверх?» Русалочка молчала – впрочем, и не могла иначе, но хмурились брови на нежном лице: не хотелось ей, чтобы её дочь, как и она, привязывалась к человеку. Но и сама русалочка не понимала себя: она ведь продолжала часто видеться с рыбаком. Даже стала чертить на прибрежном песке рисунки, а он их разгадывал – так они общались. – Нынче наверху разыграется немаленькая буря, – сказала вдовствующая королева, выйдя на порог морского дворца. – То-то нападает добычи сверху! У русалочки от этих слов почему-то защемило сердце. Она ведь накануне предупреждала рыбака, чтобы он в этот день не ходил в море, и тот вроде согласился. И, успокаивая себя, она пошла играть с дочкой. Но тревога отчего-то не проходила, и, оставив дочь с одной из сестёр, русалочка что было сил поплыла к поверхности. И что же она увидела! Он всё-таки не послушался её, и утлое судёнышко швыряло на волнах, как щепку. Рыбак боролся со стихией, пытаясь грести к ставшему таким далёким берегу, но ярость моря была сильнее пары жалких деревяшек. Вот одно весло выпало из рук, и достать его парень уже не смог, если бы только не прыгнул в воду. Русалочка смотрела, как он борется с морем и как море постепенно одерживает верх. Может, и хорошо, что так? Он попадёт к ней на дно, и им больше не придётся разлучаться. Смерть замкнёт его очи и уста – что с того, она ведь тоже немая! Она вновь расчистит свой садик и устроит ему самую лучшую могилу, и даже опять посадит там цветы, только не красные, а тёмно-синие. И будет сидеть рядом, подолгу смотря вдаль и ничего не видя… Меж тем из рук рыбака вывернуло и второе весло, и лодчонка стала неуправляемой – верная гибель! Буря и не думала стихать. Однако рыбак не собирался так быстро сдаваться. Держась одной рукой за борт, он сбросил обувь и с трудом стащил мокрую одежду, чтоб, если унесёт в море, лишний груз сразу не тянул ко дну. И вцепился что было силы в лодку, надеясь удержаться. Но все усилия были тщетны: волны захлёстывали всё сильнее, он уже не успевал отплёвываться от солёной воды, и вот глаза его закрылись. Вздохнула русалочка, вспоминая ножи под ногами и тысячи невидимых ножей в сердце. И, подплыв к рыбаку, подхватила его и помчалась к берегу, обгоняя волны. На берегу уложила она рыбака поудобнее, подальше от воды, чтобы не смыло его набегавшими волнами. Взглянула с печалью, собираясь уже уползти обратно, как вдруг заметила, что руки её стали словно чужими: потемнели, покрылись сеткой морщин и помимо воли задрожали. Спадавшие на грудь волосы вмиг перестали быть тёмными – она вновь была старухой! Открытие это заставило её замешкаться, и тут рыбак закашлялся и открыл глаза. И что же он увидел – трясущаяся старуха нависала над ним, неприкрытая в своём уродстве. Немудрено, что первым движением его стало – отшатнуться! Поникли плечи русалочки. Люди все одинаковы, их влечёт только красивое, яркое и громкое. Больше ничему не дано завладеть их душами. Они не умеют всматриваться в глаза и вслушиваться в тишину… Развернулась она, чтобы больше никогда не всплывать на поверхность, и дочери заказать подплывать ближе чем на десяток миль к берегам. Она ещё так мала – потоскует немного, а потом забудет и проживёт свои триста лет в тишине и покое на дне морском, не зная острых ножей. Но тут её сзади окликнули: – Постой! Не знаю, кто ты, но ты спасла мне жизнь, – рыбак, прокашлявшись, приподнялся, пытаясь сесть. – Чем я могу тебя отблагодарить? Замерла русалочка. Обернулась. Подняла глаза, не по-старушечьи синие и живые. И узнал рыбак этот говорящий взгляд – светила в нём чистая её душа, и никакие чары и невзгоды не могли потушить ровный тихий свет. – Это же русалочка! – воскликнул он. – Да ты настоящая ведьма, однако! Жаль, ты не можешь обратиться в человека – я б не искал тогда другой жены. И при этих его словах хвост русалочки задрожал, и через минуту стройные девичьи ножки она уже укутывала длинными каштановыми волосами. Вот она поднялась, не веря глазам своим, и сделала несколько неуверенных шагов. Ножей она больше не чувствовала – так, лёгкое жжение, как если идти по чему-то горячему, но не обжигающему. Но вот набежавшая волна захлестнула её по колено, и в тот же миг ноги её превратились обратно в хвост. Едва же выбралась она на берег, как вновь стала человеком. Способность эта передалась и её дочери, и с тех пор стали они жить на земле, в простой рыбацкой хижине, что оказалась милее роскошных дворцовых покоев. Соскучившись же, обе они отправлялись в гости на дно морское. Говорят, под старость лет даже муж её овладел этой способностью и своими глазами увидел наконец все чудеса, о которых рассказывала приёмная дочь. Но это уже совсем другая история.
|